— Зато теперь у тебя есть я, — успокоил я ее, погладил по голове.

Через час с небольшим я разбудил Бурякова. Он проснулся, сел, сладко потянулся, потер глаза, пытаясь разогнать сон.

— Долго я спал? — спросил он, снова потягиваясь.

— Больше часа, — ответил я. — Ехать пора, а то с такой скоростью движения сегодня до Киева не доберемся. Ночевать в поле не хочется.

— Всё равно подождать придется, — кивнул Буряков на «эмку», стоящую на обочине. Вроде и с краю прислонил шофер свою машину, она даже наклонилась набок немного. Позади “эмки” возвышался БА-10. Вроде как охрана.

Как-то так получилось, что движение на дороге замерло, все ждали, когда какой-то очень высокий чин загрузится и уедет. Но тот явно не спешил и как раз сейчас учил жизни и военному делу вытянувшегося перед ним командира званием пожиже. Я пригляделся. Невысокий мужчина с резкими чертами лица, губастый такой. Что-то знакомое, но отсюда не рассмотреть…

— Петя, помоги, какой-то камешек в сапог попал, — позвала меня Вера, садясь на землю.

Я помог стянуть сапог, вытряхнул из него камешек. Жена перемотала портянку. Генерал погрузился в машину и тут откуда-то вынырнули на бреющем «Юнкерсы», скинули бомбы и начали щедро поливать дорогу пулеметами. Вот не было нигде — и получите.

Люди бросились врассыпную, сбивая друг друга с ног. Поднялся крик. Зенитчики тут же начали стрельбу из своих «максимов», так что грохот поднялся неимоверный.

Я бросился и повалил Веру на землю, прикрыв собой. Стреляют, казалось, совсем рядом с нами. Жена лежала подо мной без движения, терпеливо ожидая конца налета, а я только думал: «Лишь бы ничего с тобой не случилось». Вот эта странная мысль втемяшилась мне в голову, что пока с Верой всё будет в порядке, и со мной ничего не случится. Понятно, что от пулемета мое тело ее не защитит, прошьет нас обоих насквозь, но это я чуть позже подумал, а пока лежал и не шевелился. Мало кому нравится, когда по нему стреляют.

Я поднял голову и посмотрел на зенитный расчет, внезапно замолчавший секунду назад. Стрелять было некому. Солдат разметало пулеметной очередью. Сержант, совсем недавно стоявший позади установки, лежал на краю кузова с оторванной рукой. А «юнкерсы», судя по нарастающему гулу, пошли на новый заход.

Вскочил на ноги, побежал к полуторке. Успел свалить в сторону тело зенитчика, скользкой от крови рукояткой довернул стволы навстречу штурмовикам. И дал очередь на всю ленту. Вряд ли я попал, да и «юнкерсы», наверное, делали последний заход. Главное, что они испугались идти вот так лоб в лоб, отвернули и свалили на запад

Я сплюнул вязкую слюну. Совсем обнаглели, без прикрытия летают.

Пора и осмотреться, что успели натворить фашисты. Наш мотоцикл прошило очередью в нескольких местах и из бензобака тонкой струйкой вытекали остатки горючего. Возле коляски я увидел Бурякова, лежащего почти без движения, только правая нога немного подергивалась, так что каблуком он выбил в траве небольшую канавку. Помогать ему смысла не было: грудь у него была разворочена и он уже отходил. Я спрыгнул на землю, подошел, наклонился над ним и закрыл глаза. Подошла Вера, тяжело вздохнула.

— Собери его документы, — я попытался оттереть пороховую гарь с рук, но только еще больше ее размазал.

— Петя, там “эмку” перевернуло! — дернула меня за рукав Вера.

Я посмотрел на дорогу. Бомба попала между БА-10 и “эмкой” на обочине. Взрыв разорвал бронеавтомобиль пополам. Перевернутая легковушка чадила в кювете. Кто-то пытался вылезти из-под машины, по крайней мере я заметил мелькнувший в разбитом стекле сапог.

— Вера, там живые! — я сорвался к «эмке», уж больно нехорошо у нее дымил капот. Если разгорится, то через несколько секунд вспыхнет немалый костер.

— Эй! — заорал я группе беженцев, среди которых были мужчины — Помогайте!

Мы дружно навалились на “эмку” и перевернули ее обратно. Колеса жалобно скрипнули. Женщины во главе с Верой забрасывали капот землей. Двери машины были покорежены и не хотели открываться.

К нам подбежала группа военных во главе с тем самым лысым майором, которого распекали перед этим. Кто-то притащил лом, начали выламывать дверь. Изнутри тоже стучали.

— Раз! Еще раз! — за лом вцепилось уже несколько рук. Наконец, со скрежетом дверь распахнулась, мы вытащили бледного генерала, положили на землю.

— Пустите, я врач! — Вера растолкала военных, опустилась на колени перед “губастым”. ИЗ машины тем временем доставил окровавленного водителя и поломанного лейтенанта. Его голова болталась будто тряпочная.

— Не жилец — вздохнул кто-то рядом.

— Разойдись! — зло закричал майор — Не дай бог еще раз Юнкерсы прилетят!

— Ну что там? — я наклонился к Вере

— Жив, оглушило его — жена расстегнула на генерале гимнастерку, похлопала по щекам

— Переломов нет? — забеспокоился майор — А то вон как адъютанта Михаила Петровича побило. Насмерть!

— Это что, Кирпонос? — спросил я, разглядывая генерала. Да, похож.

— Он самый — майор вытер платком лысину.

В горящей БА-10 начали рваться патроны — Пойдемте отсюда, а то под рикошет попадем

Солдаты подняли генерала и на руках понесли его в ДОТ. Мы пошли следом.

— Подождите! — крикнула Вера. Она подбежала, отряхивая на ходу руки. — На землю положите! Вы что, не видите, у него рука повреждена!

Впопыхах никто и не обратил внимания на то, что левая рука генерала как-то странно висит. Мы аккуратно уложили его на поднесенную кем-то плащ-палатку и Вера встала возле него на колени.

— Рукав разрежьте, — показала она, где. И после того, как ощупала руку, что-то пробормотала себе под нос, села на траву, сняла левый сапог, сунула ногу подмышку Кирпоносу и потянула его руку на себя. Раздался щелчок, и генерал, вскрикнуа, открыл глаза.

Черная с белыми подпалинами на боках дворняжка бегала внутри ДОТа и оглушительно лаяла. Красноармейцы пытались ее поймать, но какое там… Песель уворачивался от рук, проскальзывал между штабелей ящиков, “лап” пушек и продолжал гавкать.

— Да, кто пустил ее?! — негодовал майор, испуганно поглядывая на лежащего генерала.

— Она сама, между ног забежала — оправдывались бойцы, заходя слева и справа.

— Дверь, дверь откройте! — в дискуссию включилась Вера, дергая железный затвор на бронированном люке.

— Бардак в сумасшедшем доме, — резюмировал Кирпонос, тяжело вздыхая. — Чья собака? Позовите хозяина!

— Среди беженцев вертелась, — майор присоединился к бойцам, ловко хватанул собаку за шкирку.

Вера справилась с замком, с трудом открыла дверь. Лысый мощным броском выкинул повизгивающее животное наружу. Все дружно перевели дух, расселись на ящиках.

— Кто меня вытащил? — Кирпонос обвел взглядом присутствующих.

— Вот он. — майор ткнул в меня пальцем. — А руку вправила военврач.

— Представьтесь, — генерал уселся по-турецки на плащ палатке, пригладил волосы здоровой рукой.

— Старший лейтенант Петр Николаевич Соловьев. 65-й ОМИБ! — я протянул Кирпоносу удостоверение. — А это моя жена, военврач Вера Андреевна Васильева.

— Соловьева, — улыбнулась моя рыжая “зажигалочка”. — Товарищ генерал, мы только вчера поженились, Петя еще не привык.

— Это ваш ОМИБ придали 8-му мехкорпосу? — поинтересовался Кирпонос, разглядывая документы. — Докладывали, что разгромлен был ваш батальон…

— Так точно, — кивнул я. — А спасали вас не только я и Вера, но и все присутствующие.

— Евгений Петрович, — генерал повернулся к майору. — Что с моим адъютантом и водителем?

— Погибли смертью храбрых, — отвел взгляд лысый. — Бронеавтомобиль ваш тоже уничтожен. Бомбой.

Генерал выругался, вернул мне документы.

За стенами ДОТа раздался тонкий свист, потом взрыв.

— А вот и немцы, — Евгений Петрович распорядился закрыть бронезаслонки, зажег свет. Фашисты начали обстреливать укрепрайон, с крыши ДОТа посыпалась бетонная пыль.

— Михаил Петрович, вам надо уезжать в Киев, — майор набрался храбрости, смело посмотрел в глаза генерала.